Чингиз-Хан - Страница 77

Маддах заканчивал сказку описанием разлива реки, смывшей славный и богатый Гургандж. В этот поток разбушевавшихся вод попал Кара-Кончар. Некоторые люди видели, как он отчаянно боролся с волнами, чтобы спасти Гюль-Джамал, но оба исчезли в бурных потоках... В одном месте, где обнажилась возвышенность, нашли два тела: Гюль-Джамал и Кара-Кончар лежали друг около друга, и маленькая ручка туркменки была зажата в могучей ладони Кара-Кончара...

Маддах заканчивал сказку поучением: "Любовь по истинному влечению — это та любовь, которой нет конца иначе, как только со смертью... Но если при этом девушки плакали, то маддах говорил: "Знающие люди мне передавали также иное: будто бы известие о смерти Кара-Кончара в волнах Джейхуна неверно, — он выплыл из потоков реки на своем вороном коне и спас Гюль-Джамал. Он увел ее в глубину Каракумов, в свою юрту близ колодцев Бала-Ишем. Там они прожили счастливо много лет, чего и вам всем желаю!"

10. ХАДЖИ РАХИМ У ЮНОГО БАТУ-ХАНА

Не презирай слабого детеныша, — быть может, это детеныш льва.
Арабская поговорка

Хаджи Рахиму удалось с трудом пробраться между буйствовавшими монгольскими отрядами и прибыть в лагерь Джучи-хана. Привязанная на колпаке дервиша золотая пластинка с соколом охраняла его и привела к белой юрте правителя северо-западного улуса великого царства монголов. Хаджи Рахим слышал, что Джучи-хан, старший сын грозного Чингиз-хана, был единственным из всех лиц, окружавших монгольского владыку, кто осмеливался с ним спорить. Но говорили также, что Чингиз-хан не доверял своему первенцу и постоянно подозревал его в попытках организовать заговор. Поэтому Чингиз-хан назначил его правитилем самого отдаленного крайнего улуса, где большую часть земель еще приходилось завоевывать. Чингиз-хан тогда сказал сыну: "Отдаю тебе все земли на запад так далеко, как может ступить копыто монгольского коня!"

В белой юрте, на низком троне, сидел, подобрав под себя ноги, Джучи-хан. Он был похож на отца высоким ростом, медвежьими ухватками и холодным взглядом зеленоватых глаз. От безбородых монголов он отличался длинными усами и узкой черной бородой. Искусно вплетенные в бороду конские волосы переходили в тонкую косичку, которую Джучи закидывал за правое ухо. Перед троном на коленях, пригнувшись до земли, покорно ожидала милости великого властителя толпа просителей: и ханов, и улемов, и купцов, и простых хорезмийцев.

Хаджи Рахим, громко повторяя: "Я-гу-у, я-хак!", шагая через спины просителей, прошел прямо к трону Джучи-хана и остановился, опираясь на посох.

Пристальным, мрачным взглядом уставился Джучи-хан на дервиша и спросил:

– Чего просишь, кипчакский шаман?

Хаджи Рахим объяснил, что принес собственноручное письмо великого визиря Махмуд-Ялвача.

– Почему так поздно? Я жду письма давно.

– Я находился в осажденном городе Гургандже.

– Значит, ты был заодно с моими врагами?

– Да, я как лекарь помогал раненым.

Хаджи Рахим вскрыл конец посоха, залепленный воском, и вытащил свернутый листок бумаги с красной печатью. Писарь Джучи-хана развернул листок и осмотрел его с удивлением.

– Здесь написано всего три слова: "Этому человеку верь!"

– Ясно и достаточно! — сказал Джучи. — Приведите моего сына Бату-хана!

Нукеры побежали и вскоре вернулись. Впереди них прыгал мальчик лет девяти, с небольшим луком и тремя красными стрелами . Он вырывался от двух стариков, которые старались его вести под руки. Подбежав к Джучи-хану, мальчик привычным жестом упал на колени, коснулся лбом ковра и вскочил, посматривая на всех блестящими карими глазами.

– Вот мой сын Бату-хан! — сказал Джучи, косясь на мальчика. — Я просил преданного Махмуд-Ялвача прислать ученого мирзу, который научил бы моего сына читать, писать и говорить на том языке, на каком объясняются мои новые подданные, жители Хорезма. Сумеешь ли ты быть таким учителем?

– Я могу научить мальчика читать книги туркменские, персидские и арабские и сделаю это с радостью, — ответил Хаджи Рахим. — Я только не умею объяснять священные книги, как это делают имамы в мечетях. Я занимаюсь по тем книгам, в которых описываются путешествия по вселенной и в которых говорится, что такое добро и зло, любовь к родной земле и долг каждого человека...

– Это полезно и хорошо! — сказал Джучи. — Такой учитель поможет содрать с моего сына кожу степного дикаря и сделать его правителем народов. Бату, слушайся твоего нового учителя! А тебе, мирза, разрешаю бить моего сына тростью...

Мальчик отвернулся.

– Если он будет мне рассказывать про богатырей и про войны, я, пожалуй, стану его слушать.

Хаджи Рахим ответил мальчику:

– Я тебе расскажу про завоевания румийского полководца Искендера Двурогого. Этот царь, будучи совсем молодым, завоевал много стран, где у царей было больше, чем у него, и оружия, и сокровищ, и войска, но они все же были Искендером разбиты...

Мальчик повернулся к дервишу и с любопытством стал его разглядывать.

– Каким путем хан Искендер достиг таких побед? — спросил Джучи-хан.

– Говорят, что, когда об этом спросили самого Искендера, он будто бы ответил: "Не угнетал я подданных завоеванной страны".

Джучи-хан посмотрел на своего сына и сказал:

– Мой отец, единственный и величайший Чингиз-хан, завоевал половину вселенной, а Искендер Двурогий — вторую половину. Что же остается завоевать тебе, Бату-хан?

Мальчик, не задумываясь, ответил:

– Я отниму все земли у Искендера!..

С этого дня Хаджи Рахим остался в лагере Джучи-хана, сделавшись учителем его сына Бату. Он занимался с ним несколько лет до внезапной гибели Джучи-хана от рук подосланных убийц. Во время облавной охоты Джучи-хан погнался за оленем и отдалился в камышах от своих нукеров. Его с трудом нашли. Он лежал с переломанным, по монгольскому обычаю, хребтом. Таинственные убийцы скрылись и не были обнаружены. Некоторые шептали, что они были подосланы самим Чингиз-ханом . Джучи был еще жив, но не мог сказать ни слова или пошевельнуть рукой. Только глаза его смотрели печально и мрачно, пока не закрылись навеки.