Чингиз-Хан - Страница 96

К оглавлению

96

– Великий каган повелевает! С почтением внимайте!

Все военачальники разом поднялись. Видя это, вскочили остальные татары. Начальники повалились на землю, и за ними воины всего лагеря упали ничком. Подняв голову, они кричали:

– Великий каган приказывает! Мы покоряемся!

Субудай-багатур продолжал:

– Единственный и непобедимый начертал такие слова:

"Когда письмо получите, поворачивайте обратно морды коней. Приезжайте на курултай обсудить покорение вселенной.

Бог на небе, каган — божья сила на земле. Печать повелителя скрещения планет, владыки всех людей".

Субудай обвел взглядом склоненные к земле спины монголов и поднял руку.

– Теперь говорить буду я!.. Меня слушайте!

Все выпрямились и, стоя на коленях, затаив дыхание, смотрели на "барса с отгрызенной лапой".

– Сегодня мы еще повеселимся, а завтра, после восхода солнца, мы все отправимся назад к золотой юрте нашего владыки. Кто промедлит — будет удавлен!

Все воины завыли от радости и, снова усевшись, с криками и песнями продолжали пиршество.

Утром следующего дня, совершив солнцу моление и возлияние кумысом, монголы сели на коней. Они гнали гурты скота и ободранных, изможденных пленных. Запряженные быками повозки с награбленным добром и с тяжело раненными монголами невыносимо заскрипели на всю степь и скрылись в тучах пыли. Впереди монгольского войска ехал Субудай-багатур. Он вез в торбе голову киевского князя Мстислава Романовича, его стальной с позолотой шлем и нагрудный золотой крест на цепочке. Покрытое шрамами, заросшее грязью лицо Субудая кривилось в подобие улыбки при мысли, что он положит свою драгоценную торбу перед золотым троном потрясателя вселенной Чингиз-хана непобедимого.

Позади войска ехал со своей сотней разведчиков мрачный Джебэ-нойон. Он не вез никакой добычи и тянул заунывную, как вой ветра, песню про голубой Керулен, золотой Онон и про широкие степи монгольские...

Монголы направились на северо-восток, к реке Итиль, и далее через южные отроги Урала к равнинам Хорезма. Кипчакская степь освободилась от грозного войска монголов и татар. Они исчезли так же внезапно и непонятно, как пришли. После их ухода некоторые кипчакские племена вернулись в свои разоренные кочевья, другие перекочевали в Угорскую степь и к низовьям Дуная. Тогда и кипчакские и русские князья думали, что татары никогда больше не вернутся, и проводили день за днем в своих старых "ссорах и которах", не готовясь к новой войне, и не подозревали, что татары задумали новый, еще более страшный набег на запад...

Часть четвертая.
КОНЕЦ ЧИНГИЗ-ХАНА

1. ЧИНГИЗ-ХАН ПРИКАЗАЛ ПОВЕРНУТЬ КОНЕЙ

После смелого бегства султана Джелаль эд-Дина Чингиз-хан послал испытанных полководцев Бала-нойона и Дурбай-багатура в Индийскую страну в погоню за султаном. Они промчались по разным дорогам, но не нашли его следов. Производя по пути погромы, монголы сожгли города, которыми владели союзники Джелаль эд-Дина, ханы Аграк и Азам-Мелик.

Наделав плотов и нагрузив их катапультами и круглыми камнями, годными для метания, монголы спустили плоты вниз по реке Синду и прибыли к городу Мультану. Там они начали обстреливать этот богатый город из камнеметных машин. Неприступные стены, постоянно прибывавшие новые индийские войска и невыносимая жара заставили одетых в овчины монголов прекратить осаду и вернуться в горы к Чингиз-хану.

Великий каган спасался от жары среди высоких горных хребтов в селении, окутанном облаками, и как будто забыл обо всех военных делах. На вечерних пирах Чингиз-хан слушал сказочников и певиц, певших персидские и китайские песни. Новые танцовщицы, только что прибывшие после двух лет пути из китайской столицы, разодетые в золотистые шелковые одежды, бегали по темно-лиловым афганским коврам. Они показывали искусство танца, размахивая длинными рукавами, подражая полету ширококрылых птиц, или, свиваясь клубками, как змеи, разворачивались и кружились в хороводах.

Здесь заболели маленький сын Чингиз-хана Кюлькан и его молодая мать Кулан-Хатун; оба лежали на шелковых подушках, покрытые шубами, и жаловались то на озноб, то на жар. Чингиз-хан каждый день приходил к больным, совал им в рот кусочки сахара, сидел рядом и спрашивал, где сегодня болит?

Кулан-Хатун плакала и жаловалась на боли во всем теле.

– Это духи здешних гор мучают тех, кто остается в этом злом месте, — говорила она. — Ты видел, какие туманы подымаются из глубины ущелий? Это души убитых твоим войском младенцев. Я и маленький Кюлькан умрем здесь. Только вода голубого Керулена вылечит нас. Отпусти нас обратно в родные монгольские степи.

Чингиз-хан сердился:

– Одна без меня ты никуда не уедешь. А я должен раньше завоевать вторую половину вселенной.

Кулан-Хатун плакала еще сильнее. Чингиз-хан послал за великим советником, китайцем Елю-Чу-Цаем. Тот пришел немедленно с большой книгой в руках. Увидев его, Кулан-Хатун вскочила, вырвала книгу, бросила на ковер и сама легла на нее.

– Сейчас мы узнаем, что скажет небо — сказал Чингиз-хан.

– Я не хочу знать, что будет со мной, — отвечала Кулан. — Будет то, что я захочу. А я хочу вернуться на берега Керулена, и все в нашем войске этого хотят...

Чингиз-хан подымал и опускал брови, сопел и, наконец, сказал:

– До сих пор не было таких противников, которых бы я не побеждал. Теперь я хочу покорить смерть. Если ты, беспечная и непокорная Кулан-Хатун, будешь рядом со мной, смерть тебя не коснется. Если же ты от меня уедешь, то тайный яд в угощенье или стрела, ударившая из темноты, унесут тебя за облака... — Затем Чингиз-хан обратился к Елю-Чу-Цаю, мудрейшему из его советников: — Ты обещал доставить мне шаманов, колдунов, лекарей и мудрецов, знающих изготовление напитка, дающего бессмертие. Почему я до сих пор их не вижу?

96